Неприятие идеологически чуждой России польской ментальности, психологическая нетерпимость к ней, перерастающая в презрительность, отразилась даже в языке. Почерпнутые из польского «гонор» и «панибратство» обрели в русском языке противоположное изначальному значение. Гонор — это не «честь» (согласно изначальному латинскому смыслу, а спесь — польская спесь).
Панибратство — характер отношений и стиль общения внутри шляхетского сословия как равных — независимо от имущественного ценза и занимаемого положения (что отразилось в поговорке «szlachcic na zagrodzie rуwny wojewodzie») на русской почве трансформировалось в понятие бесцеремонно-фамильярного тона — не учитывающего субординацию чинов и пренебрегающего иерархичностью, что обретало формы раболепия, которые отражались в самом официальном церемониале. (Только в 1768 г. появился указ Екатерины II, по которому во всех деловых обращениях слово «раб» заменялось на «подданный», но сколько еще это, уйдя из церемониала, продолжало жить силой инерции и традиций в национальной ментальности?)
Обрело ли политическое искусство расширять территорию Российской империи свое продолжение в искусстве использовать завоеванное? Пришла ли на смену суворовской военной «науке побеждать» столь же результативная «наука управлять»? Последовавшая после ликвидации польской государственности почти непрерывная череда конспиративных движений, революционных брожений и национальных восстаний дает однозначный ответ.
Взаимоотношения России и Польши издавна осуществлялись не только в сферах политики, экономики, военной стратегии. Это было и контактирование двух ментальностей, различия которых осложняли взаимопонимание во всех сферах. Именно с этими различиями было связано раздражительное отношение России к Польше и полякам, предопределяя порой возобладание эмоционального над рациональным в решениях польского вопроса. Отсюда— как это на первый взгляд ни парадоксально — польская политика России (которая по сути своей преследовала интересы империи) была антирусской по достигнутым результатам.
В Польше со времен разделов и до восстановления собственной государственности в 1918 г. были личности (и стоящие за ними политические течения), которые мыслили рационально и, учитывая реальную расстановку сил и общую геополитическую ситуацию, ставили на сосуществование с Россией в исторически обозримом времени. Уже в первые два десятилетия XIX в. они были представлены патриотическими офицерами, сражавшимися ранее на стороне Наполеона, и политиками Княжества Варшавского, которые затем приняли реальность Королевства Польского. А. Е. Чер-торыский, А. Велопольский, С. Грабский символизируют польские усилия к достижению понимания с Россией. Однако именно Россия лишала их возможности реализации.своих идей и давала козыри в руки польских радикалов — как правило молодежи с ее свойственной возрасту особой чуткостью и нетерпимостью ко всем проявлениям несправедливости и насилия.
Подавляя национальные чувства поляков, имперская политика все более их усиливала: она все время дула на раскаленные угли национального самосознания. Думая их задуть, она их все более воспламеняла.
|