Не подчиненная преходящим требованиям политики, а поэтому не ограниченная схемами идеологических стереотипов мышления — наука помогает объективно осознать творимую человечеством реальность, а тем самым преодолеть созданные человеческим прошлым искусственные барьеры националистических, великодержавных, конфессиональных предрассудков, освободиться от мессианских и утопических мифов, которые веками создавала идеология.
На фальши и лжи невозможно строить взаимоотношения не только межличностные, но и межнационально-государственные. Сокрытие истины, извращение фактов не может сближать: это лишь отталкивает и разделяет. Высказанная у нас правда о тайном договоре между СССР и нацистской Германией, Катыни и Варшавском восстании не проложили очередного водораздела между русскими и поляками. В Польше, где «неофициально» все это было всем и всегда хорошо известно, официальное признание фактов вызвало чувство уважения и доверия к тем, кто на такое решился вопреки идеологическим табу. В России, где все это было вне массового сознания и общественной памяти, очередная — в процессе ликвидации «железного занавеса» и снимания «ежовых рукавиц» внутреннего правления — правда помогла глубже осознать не только суть своего недавнего прошлого, но и сущность отношения поляков к «русскому вопросу» своей национальной истории.
Эта правда также помогла понять, почему насаждаемое во времена «реального социализма» единство «стран народной демократии» мгновенно рассыпалось в прах с крушением СССР и возвращением его войск в собственные пределы, почему бодрые гимны «дружбы советского и польского» (как, впрочем, и всех других, называемых тогда «братскими») народов обратились в траурные марши, а общность цели («вперед, к коммунизму») раскололась на решительное движение Польши (и всех других «братских стран», а также некоторых бывших «советских республик») к ЕС и НАТО, а официальной России — к бессильно-агрессивной тоске по утраченной великодержавности и гневному неприятию такой самостоятельности недавних «младших братьев».
В глазах, не затуманенных очередным идеологическим чадом, в сознании, не помутневшем от политического угара, эта слепая реакция властей уподобляет всю Россию (с которой правящая элита себя самоуверенно отождествляет) истеричности брошенной женщины, не желающей знать, как жалко ее поведение выглядит со стороны, и поэтому не находящей силы и разума взять себя в руки, чтобы окончательно не опуститься, сохранить собственное достоинство, осознать саму себя в изменившейся жизни, устанавливая новые отношения в новых обстоятельствах. Политика — дама переменчивая, капризная и коварная, порой и не дама вовсе, а поверхностная, ограниченная и вздорная бабенка, временами же — как с солдатской прямотой изрек Пилсудский — просто курва. Так можно ли такой особе полностью доверять? Стоит ли только ее уполномочивать в определении «своих» и «чужих», «друзей» и «врагов»? В состоянии ли она одна выяснять и указывать, какие должны быть отношения между народами, их культурами, их представлениями о прошлом и настоящем, их планами на собственное будущее?
В условиях недостаточности, а порой и отсутствия общего языка в межгосударственной и межнациональной политике общий язык науки обретает смысл и значение, выходящие за собственные ее пределы. Состоявшийся и получивший естественное продолжение диалог российских и польских ученых может способствовать тому, что не всегда под силу политикам: раскрывая правду, облегчать сотворенные и творимые правителями и идеологами трудности нашего соседства. А от него нам не уйти : географию, в отличие от политики, законодательства, моды или супружества, нельзя ни изменить, ни переделать.
|