Образ России в XIX веке таил в себе некую двусмысленность: с одной стороны, поляки ненавидели царизм, пытались постичь тайну восточного деспотизма, с другой стороны, в соответствии с романтическим политическим видением (народы, порабощенные деспотами) часто сочувствовали русскому люду: «жаль мне тебя, бедный славянин», — восклицал Мицкевич. Подобным же образом в период советского господства, особенно в годы военного положения (1981-1984), подпольные публикации различают плохую советскую власть и «другую Россию», Россию Солженицына и Сахарова.
С этой другой будущая дружба казалась чем-то возможным и желаемым. Россия представала как страна, порабощенная атеистической псевдорелигией, а Польша — как бастион христианства — предвещала восточным братьям освобождение в соответствии с традиционным (1830 г.) лозунгом «за нашу и вашу свободу». Конфликт возникал, следовательно, не столько между этносами— польским и русским, — сколько между христианством, носительницей которого была Польша, и его отрицанием — безбожным коммунизмом (тоталитаризмом), угнетающим несчастных россиян.
После переломных лет — 1989 и 1990 - ход событий на востоке оказался, однако, для многих обозревателей неясным. Некоторые писали о тактическом маневре КГБ, имеющем целью введение Запада в заблуждение: власть якобы должна была сохранить та же самая группа, которая бы лишь модернизировала политико-экономическую структуру. Имперская идея должна была бы по-прежнему остаться ведущей силой трансформаций общественного строя. Тем временем в теперешней России страшно высокую цену хаоса, ставшего следствием распада старых структур и безрезультатных попыток хозяйственных реформ, платят рядовые граждане бывшей советской империи. Они же, терпя сегодня большую нужду, чем прежде, с ностальгией возвращаются к годам коммунизма, когда водка и хлеб были всем доступны. Зато с польской стороны эта ностальгия охотно интерпретируется как довод в пользу имперских замыслов «вечной» России, царской и коммунистической, одной и той же «сверху во власти» и «снизу среди народа» поддерживающего империю».
Коммунизм в этом измерении не был бы чем-то новым, идеологическим вирусом-мутантом, который поразил несчастный русский народ, а просто выражением извечного русского характера. Известный писатель утверждает: «Польша по-прежнему, только на сей раз неявно, тайно остается под российской властью, управляема людьми российской цивилизации русский медведь, тяжело раненный в борьбе с великанами Запада, отошел, отсюда (видимо, ненадолго), затаился в своей; берлоге оставляя здесь свои зловонные экскременты. Польская цивилизация, когда-то, во времена Первой Речи Посполитой, самая могущественная и, несомненно, самая красивая (наряду с испанской) цивилизация: Европы, собственно, уже не существует; то, с чем мы имеем дело (т.е. сейчас в Польше), является мешаниной цивилизации западной с цивилизацией российской: немецкий или американский мусор, валяющийся на русской, подмосковной свалке То, что мы называем советским тоталитаризмом или советским коммунизмом, является только новым воплощением российской империи.
|