|
Уже Йоханн Хёйзинга заметил, что внешние симптомы культуры в Средневековье отражали богословские взгляды. Civitas temporalis объяснялась наподобие небесной иерархии, где человеческие обязанности не рассматривались в категориях политической эффективности или общественной пользы, но учитывали Божье домостроительство. Традиционное мировоззрение столкнулось в XVI веке на Руси с абсолютистским. Богословский спор, касающийся путей монашеского подвижничества, приобрел значение экономического и юридического вопроса.
Начинания Ивана IV в контексте этого спора предвещали намного более существенные перемены, чем принято думать. Симптоматична здесь платформа дискуссии, принятая еще при Иване Ш, дискуссии, которую Иван IV возбудил обвинениями, направленными в адрес монастырей на Стоглавом Соборе. Предусмотрел этот факт архиепископ Геннадий, подготовивший богословско-юридические аргументы в защиту монастырей, почерпнутые им также из латинских переводов доминиканца Вениамина. (Примером этого может служить его Слово кратко в защиту церковных имуществе Обвинения не достигли предвиденной царем цели, т. е. сведения монастырского типикона к уровню положительного права).
Собором была высказана мысль, что идеал монашеской жизни несоизмерим с простым соблюдением правил. Иерархи не считали обязанностью человека создание правил идеального общества как в монастырских стенах, так и вне их. Стоглавый Собор в своих постановлениях напоминал, что этот идеал существует в Новом Завете, и хотя обстоятельства жизни меняются, он статичен. Царь, в свою очередь, ожидал от Собора установления сферы влияния приходов, монастырей, епархий и даже пустынь, определяемых как церковные учреждения, в то время когда, согласно традиции, Православная церковь была обязана только соблюдать апостольские правила, правила Вселенских Соборов и некоторых поместных соборов, а также правила Отцов Церкви. Она старалась сохранить прежде всего чистоту догм. Выступление царя на Соборе, подготовленное сторонниками нестяжательства, преследовала цель определить отношение Церкви к идее власти в новых исторических обстоятельствах. Собор не отступил от правил Константина Великого, которые Божий закон ставили выше царской власти. Стоглав доказывает, что Русская церковь опасалась эмансипационных стремлений, характерных для Запада, отразившихся, между прочим, в идеализации римского права. Она старалась сохранить свое значение и одновременно санкционировать московскую власть, согласно константинопольской традиции. Собор установил литургическую молитву за царя и его войско.
|
