|
Параллельно уже во времена апостолов ветхозаветная традиция стала ощущать эллинское влияние. Это ярко продемонстрировал Первый Иерусалимский собор. Евреи считали должным навязать обращенным язычникам Закон Моисея. Этому воспротивился Петр. Его аргументы находим в Деяниях Апостолов (11,1-18): «Тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым. Итак, если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу? Выслушав это, они успокоились и прославили Бога, говоря: видно и язычникам дал Бог покаяние в жизнь».
Этот эпизод имел огромное значение, причем не только доктринальное. Он сделал очевидным инкультурацию христианского Откровения, как мы сказали бы сегодня. Пользуясь пока еще чисто библейской аргументацией, защитник языческих народов, святой Петр, одержал решительную победу. Крещение в Духе Светом является достаточным свидетельством того, что язычники получили дар веры без знака Ветхого Завета, которым было обрезание, и даже без иоанновского крещения водой. И первое, и второе, стало быть, не является непременным условием для того, чтобы стать христианином.
Так открываются уникальные черты избранничества Израиля, который изначально был носителем всеобщего, по-гречески — католического — послания, обращенного к каждому человеку, к каждому народу, ко всему человечеству. Но это только начало процесса взаимопроникновения библейских элементов, с одной стороны, и философско-богословских, прежде всего, но и культурных также — с другой. Уже в третьем веке нашей эры проблемы веры осмыслялись — как индивидуально, так и на соборах, — в философских категориях. Пример — учение Тер-туллиана. Никейский Собор 325 года — тот самый, который наряду с Халкидонским (451) имел решающее значение для позднейших разногласий западного и восточного христианства — занимаясь такой деликатной проблемой, как божественная сущность Христа, выражает Его идентичность с Отцом в чисто философских категориях, которые заимствует у греческих мыслителей. Тут надо отметить, что в процессе перевода с греческого на латинский нередко теряется однозначность принятых формулировок, как было, например, с пресловутым Filioque.
Одновременно происходят и другие не менее важные процессы. Константин переносит столицу империи из Рима в Константинополь, где, понятно, возникает новый патриархат — к тому времени пятый по счету (Римский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский и Константинопольский). Примат Рима при этом сохраняется. Но отношения между патриархатами скорее напоминают отношения соперников — довольно напряженные и не свободные от конфликтов. Римский и Константинопольский патриархаты еще задолго до схизмы 1054 года живут в периодическом разделении. Однако это происходит, если так можно сказать, на институционально-иерархическом уровне и поэтому практически никак не ощущается верующими.
|
