|
Что, собственно, произошло с талантливым литературным произведением, откликнувшимся на восстание 1830 г? Атмосферу общественно-политической жизни в России времен восстания Ст. Пигонь (в 1936 г.) характеризовал следующим образом: «Пучина оскорбленной национальной гордости, раздраженного шовинизма поглотила и значительную часть русской интеллигенции, включая ее элиту. Политика правительства достигла немаловажных успехов: она объединила народ эмоционально. После военной победы это выразилось в неудержимом стремлении к мести. На родной земле поэта (речь об А. Мицкевиче. — В. X.) царь Ирод замыслил истребить на корню польскую нацию и нашел в своей стране поддержку этому замыслу со стороны общественного мнения».
Конечно, в атмосфере антипольской кампании появилось множество бездарных, откровенно спекулятивных шовинистических стихотворений «на злобу дня». Сегодня никто не будет читать, например, поэму (и мало кто вообще слышал о ней) третьестепенного стихотворца Николая Данилевского «Глас умирающего поляка после сражения, бывшего под Прагою» (1831). Напрочь забыты и урапатриотические произведения Ивана Паршова, Николая Кириллова, Семена Стромилова, Александра Шишкова и многих других. Но дело не в количестве и худосочности подобной литературной продукции, а в том, что в ряду противников Польши оказались тогда выдающиеся русские поэты — Пушкин, Жуковский, Тютчев, Лермонтов и др. И пушкинский взгляд на судьбу и будущее Польши определял отношение нескольких поколений русской интеллигенции к «польскому вопросу». Во всяком случае, авторитет Пушкина преодолевался с трудом.
Разумеется, неправильно было бы в угоду новой исторической конъюнктуре совсем выносить за скобки существовавшую и тогда поляризацию позиций по отношению к восстанию 1830 г. (Именно на это делался упор в русских и польских исследованиях советского периода — например, в работах Е. 3. Цыбенко, Б. Бялокозовича8). Но и на самом деле — наряду с шовинистической эйфорией, захватившей тогда русское общество, — существовало и другое — сочувственное — отношение к Польше. Такие факты есть: это и отдельные высказывания, и не пропадавший интерес к польской литературе, и посвященные Польше отдельные стихотворения.
Так, например, в стихотворении Александра Одоевского восстание расценивается как борьба братского народа за свободу:
Вы слышите: на Висле брань кипит!
Там с Русью Лях воюет за свободу.
И хотя это стихотворение находившегося в ссылке поэта-декабриста впервые было опубликовано в 1861 г. в малодоступном в России лондонском издании — антологии «Нелегальная русская литература в XIX в.», оно, как и некоторые другие отклики на восстание, свидетельствует о существовании иной, нежели преобладающая, тенденции в русской литературе того времени о Польше. Интересно другое: эта тенденция не повлияла на изменение стереотипа, овладевшего массовым сознанием. (Это относится, заметим, и к другим историческим эпохам, когда в русской литературе появились произведения, с симпатией рисующие поляков, когда интерес к польской литературе и Польше в прогрессивных кругах российской интеллигенции был очень высок).
|
